Деревенские истории. Купальщицы — порно рассказ
В июле рыбалка практически бесполезна. Ни жары, ни клёва, просто сидим с удочкой в тени под кустом и наблюдаем за купальщиками на другом берегу. Этот, другой берег весь застроен коттеджами, заборы спускаются к самой воде. А если хотите что-то поймать, поставьте на ночь трегги или донки. Правда, сначала нужно зайти по колено в воду, ловить на живую наживку гольянов в забродку, если речь идет о щуке, или копать жирных сверчков, если речь идет о леще.
Иван Егорович Плохов не был заядлым рыбаком, но любил только «красную» рыбу, то есть белугу, осетра, осетрину и стерлядь, которую не ел уже лет пятнадцать. Но он любил сидеть на берегу, смотреть на воду, вдыхать ароматы лугов и водяных лилий с капсулами, особенно на рассвете. Все дело в том, чтобы взять свои удочки и спуститься по склону к берегу, поставить стул и сесть, отдохнуть от трудов праведных и посмотреть на заходящее, совсем не злое солнце. Иногда к нему спускалась и Вера Кузьминична Строгова со своим вязанием, но она, утомленная тишиной вечера, быстро начинала дремать и «клевать» носом.
После ловли мух на лугу, можно было привязать окуня и кефаль, которых вечером жена жарила в растительном масле, как шпроты, за полчаса, но только тщетно. А если поймаешь, то крупняк.
Вот и сегодня Иван Егорович, наловив после обеда на мелководье мины, сначала поставил две лунки, да не простые, из ореховых листов, а из упругой нержавеющей стали, утопил их в воде, чтобы «шалуны» не нашли, сел на табуретку и стал ждать заката под кваканье лягушек. Три палки, две из орешника и одна из бамбука — толстый острый конец он воткнул в глину, а середину поставил на бревно, плавающее где-то в весеннем половодье, и воткнул в траву.
Река в этом месте, где обычно сидел Иван Егорович, была широкой, и на другом берегу с полудня до четырех часов дня купались в жару матери и дети, а поздним вечером осторожные девицы выходили на мелководье, плача своими жалкими телами. И такой мир и благодать!
Дневные кровопийцы: водяные и конские мухи — уже скрылись, ночные — энергичные комары — еще не вылетели, а Плох, все больше располагал к дремоте, так как на правом берегу из-за кустов слышались женские голоса, обсуждавшие место для купания. Плохов внутренне напрягся и порылся в рыбацкой сумке в поисках пары полевых восьмисильных биноклей, которые он по ошибке потерял на окружной ярмарке, в дополнение к летнему камуфляжу из специальной двойной сети, через которую «носовые» кровососы не могли проникнуть к желанному теленку. Тогда Иван Егорович сел в густую прибрежную траву и спрятался, накинув на голову капюшон. И они были там!
Две девушки спустились в воду, а они все не могли решить, плавать ли им голыми или надеть купальники. Более того, расстегнув и сняв халаты, они долго обсуждали такой насущный вопрос, как сбрить волосы в интимной зоне, сбрить их полностью или оставить локон. И побрейтесь сами или посетите специального парикмахера. В то же время все показывали друг на друга, проводя пальцами по своим никогда не стриженным волосам. В итоге было решено ничего не брить, даже подмышки, а стать ближе к природе и купаться в том, в чем мать родила. Зайдя в воду по колено, девочки начали плескаться и визжать, потому что источники в этом месте просто бурлили. В то же время их сарафаны и купальные костюмы остались одиноко висеть в кустах.
Все, наверное, читали о том, как «подул утренний или рассветный ветерок, который разогнал туман, который является Тайри-Флодом. «. Обычный литературный штамп, одним словом. Но все же такой ветерок бывает вечером, «когда уставшее за день солнце касается края темной полосы леса». Короче говоря, девушкам с хорошими волосами не повезло, а их китайская несгибаемая синтетика плавала в Каспийском или Черном море. Так и случилось, если бы у Ивана Егоровича не было такого простого и эффективного приспособления, как блок. Это, если кто не знает, предназначено, в первую очередь, для освобождения спиннингистов с тройняшками от совокупления со шнауцерами и прочих подводных «радостей». В первый раз он, конечно, закинул не сеть, а тяжелое грузило на длинной и плотной леске. И так, постепенно, он изгнал на -взрослых все женские неистовства в хорошем смысле этого слова. Девочки купили «Мурашки», выползли на берег, а одежды нет. Теперь либо в сад, прячась за ублюдками, либо домой.
Иван Егорович взял все, что досталось ему от праведных трудов, в одну широкую ладонь и стал тщательно размахивать этой разноцветной Хердой-Мурдой над головой, как флагом Южной Африки. И девушки заметили его сигналы!
«Зачем ты украл нашу одежду, дедушка?» — крикнул через реку бойкий брюнет с короткой мальчишеской стрижкой.
Егорыч обиделся, но ничего не ответил, даже вежливо:
— «Не украли, а спасли от утопления!» — ответил он. — Если украли, то ваши вещи были сухими и поэтому мокрыми! Иди ко мне и почувствуй!
— Мы лучше сблизимся!
— Не советую. В центре есть печать, а на ней — скрытая. Есть только пара утонувших.
-Как мы можем преодолеть?
-А вдоль берега в пятидесяти-шестидесяти метрах будет простой мост. Там вы перейдете дорогу.
Там, на броде, был сезонный мост, регулярно сносимый бурными весенними водами и также регулярно восстанавливаемый местными жителями. Местные жители называют такие мосты лавовыми, но как это название связано с извержениями вулканов, остается загадкой.
Женщины, наконец, перешли на правую сторону. Они подходят, прикрывая обе ручки, стыд и грудь. «Дедушка» ждал удочки, ждал, когда им подарят трусики от сарафанчиков Лифчики. Они стали собираться, а Егорыч, быстро соображающий, ничем не потряс каменную обертку и сказал:
-Нельзя, мои дорогие девочки, надевать мокрое платье на холодное тело. То уборка сядет, то поясницу прихватит, а то и того хуже при родах тряпки могут порваться!
Девушки задумались, и та, что поскромнее, блондинка с длинными волосами, сказала:
«Что нам делать, дедушка?». И что?
— А вы уважайте старика, смотрите на чаек, грейте и сушите одежду. И там вы сможете вернуться домой!
-Ты смотришь в сторону?
— А мой пятиреченский Хаттерас виден там, где живем мы со старухой. И как она будет рада гостям!
Девчонки пошли, пошли замечательно! Егорыч сделал что-то вроде маскировки вьетнамских партизан из лопаток и листьев материнской матери, блондинка не исчезает, все переживает.
«Может, позвоним домой, дедушка, чтобы не волноваться?».
— Все дома. — Говорит плохо.
Если пройтись по пляжу, можно найти много интересного. И вот Егорыч приобрел мобильный телефон, звонит Siemens. А в другой раз Соня Мини-Ди нашла камеру. С одной кассетой, правда. Вот этот внутри был. Я хотел продать, но Вера Кузьминична отговорила. Она сказала: «Я умру, усну, а ты посмотришь и вспомнишь добрым словом». Потом Иван потемнел, черт бы его побрал, он был такой нуар, который от него отказался, но камеру оставил.
Поднялись они по склону, вошли в ворота, а Кузьминична уже навстречу:
-Ну, что, старик, поймал ли ты рыбу на ужин?
А Блюров так моргает глазом, что уже скулу сводит!
— Вот, поймали, щуку и батон. Вы их не оскорбляете, вы ставите чайку за снег и все, как положено.
А то, что Иван двух голых девиц уломал в ночь, Строгову в голову не пришло. Также лучше. Спать было бы веселее!
Жена пришла в ярость, стала накрывать на стол, разожгла самовар, поставила Пирогова с разными начинками. Она взяла мокрую одежду, повесила веревку для вентилятора, но пока, да, я встретил Ивана Егоровича с девушками, смуглой милой и светлой Владиславой. Потом Мина и Славка. Пришел старик, осунувшийся, с бутылкой заветной наливки. Девушки разминались. Розовый. Более того, Кузьминична одалживала им свои наряды, они вместе смеялись над нелепостью и слабостью старушечьих одежд. И как в бутылке, показалось дно, Вера Кузьминична запела народным меццо-сопрано:
— Что стоишь, качаясь, тонкая рябина? Повернув голову к самому Тану.
Он проникал в девушек, выбивая слезу о несчастной женской доле. Увидев такое расслабление нервной системы, она велела положить их на Кузьминичену и легла рядом, а Егорыч забрался на холодную печь. Просто апофеоз экстаза. Его привел Бадов, а он убил матрас в блине? Нечестно! И Иван, ворча и почесываясь, пошел посмотреть, как там устроилось потерянное поколение? Получилось неплохо. А Кузьминична сокрушается, мигает фонариком. Например, ты будешь четвертым? Почему четвертый? «Я буду первым!» — сказал Иван Егорович Бадов. И он пожелал и лег на своего распластанного мужа, гораздо более мягкого, чем кирпичи печи. Он поставил ноги неудачно справа, между бедер Веры Кузьминичны, чтобы она не передумала, если что, а руки положил на девушек. Они сбросили с себя одежду старухи, а их белье развесили во дворе, собирая росу. И Мина и Славка были крепко сбитыми, гладкими, не то что студенистые женщины Веры. Хотя желе, если с хреном и под беленькую.
У Егорыча не было рук, но, как у японцев-текулов, у него их было три, и поэтому ему приходилось ползти на животе. Дорожный тоннель жены сменили узкие червонцы и наоборот. Но всем троим было плохо, и ему даже пришлось побрызгать пол. Вот и все!
Утром, на рассвете, Иван Егорович пошел проводить девушек и заодно проверить столбы. Он подвел девочек к умывальнику, тепло попрощался. Они обещали зайти, если это будет маловероятно. Но герлиты потрудились на славу, они наткнулись на обе лопаты по два килограмма. Это не было обнищанием, это значит, что русская земля не только богатырями исстари питалась, но и богатырской пищей.